Путешествие оказалось очень утомительным: на вокзалах по-прежнему царил полный хаос, поезда опаздывали. В конце концов, мы добрались до дома, и нас встретили с распростертыми объятиями. Я отправилась спать, измученная путешествием и всеми дневными переживаниями, испытывая, как обычно, мучительную стеснительность и не зная точно, как вести себя со своими будущими родственниками. Прошло полчаса или час. Я уже легла, но еще не заснула, когда в дверь постучали. Я встала, открыла. Это был Арчи. Он вошел, захлопнул за собой дверь и отрывисто сказал:
— Я изменил мнение. Нам нужно пожениться. Сейчас же. Мы поженимся завтра.
— Но ты сказал…
— О, к дьяволу все, что я сказал. Ты была права, а я нет. Ясно, что мы должны поступить именно так. У нас остается два дня до моего отъезда.
Я села на постель, чувствуя, что у меня слабеют ноги.
— Но ты… ты был так уверен.
— Какое это имеет значение? Я передумал.
— Да, но… — мне хотелось высказать так много, что я вообще не могла найти ни одного слова. Всю жизнь я страдала от того, что именно в те моменты, когда надо было высказаться с наибольшей ясностью, язык у меня прилипал к гортани.
— Но все это страшно трудно, — слабо возразила я. Я всегда отлично видела все, чего не замечал Арчи: тысячу препятствий, которые неизбежно встанут на нашем пути. Арчи обращал внимание только на цель. Сначала ему показалось безумием жениться в разгар войны; днем позже с точно такой же определенностью он решил, что единственно правильное, что мы можем сделать, это немедленно пожениться. Материальные затруднения, боль, которую мы причиним нашим близким, не имели для него ровно никакого значения. Мы ссорились так же, как двадцать четыре часа назад, выдвигая противоположные аргументы. Нет нужды говорить, что он снова победил.
— Но я не верю, что мы сумеем так срочно пожениться, — усомнилась я. — Это ведь трудно.
— Очень даже сумеем, — весело возразил Арчи. — Мы получим специальное разрешение или что-нибудь в этом роде от архиепископа Кентерберийского.
— Это не будет слишком дорого?
— Да, наверное. Но, думаю, все устроится. В любом случае, все решено, и у нас нет времени, чтобы поступать по-другому. Завтра Сочельник. В общем, договорились?
Я вяло согласилась. Он ушел, а я не могла заснуть. Что скажет мама? Что скажет Мэдж? Что скажет мама Арчи? Почему Арчи не согласился, чтобы мы поженились в Лондоне, где все было так просто и легко. Ну что ж, раз так, пусть будет так. В полном изнеможении я наконец заснула.
Многое из того, что я предвидела, началось утром следующего дня. Пег жестоко раскритиковала наши планы. Она впала в настоящую истерику и, рыдая, удалилась к себе в спальню.
— Чтобы так поступил со мной мой собственный сын, — всхлипывала она, поднимаясь по лестнице.
— Арчи, — сказала я, — давай лучше не будем. Твоя мама страшно расстроена.
— Какое мне дело, расстроена она или нет? — заявил Арчи. — Мы помолвлены уже два года, и ей пора привыкнуть к этой мысли.
— Но, похоже, что сейчас она страшно недовольна.
— Вот так вот обрушить на меня сразу все, — стонала Пег, лежа в темноте своей спальни с надушенным платком на лбу.
Мы с Арчи переглянулись, как побитые собаки. На помощь пришел отчим Арчи. Он увел нас из комнаты Пег и сказал:
— По-моему, вы поступаете совершенно правильно. Не беспокойтесь за Пег. Она всегда ведет себя так, когда пугается. Она очень любит вас, Агата, и будет в восторге, когда все уладится. Но не ждите от нее восторга сегодня. Сейчас уезжайте и действуйте. Вам не следует терять время. Запомните хорошенько, что я вас одобряю от всей души.
Хотя утром этого дня я пребывала в страхе и отчаянии, через два часа ощутила полную готовность бороться со всеми препятствиями. Чем более непреодолимыми становились преграды к осуществлению нашего намерения, чем более несбыточным оно казалось, тем решительнее мы с Арчи боролись за достижение цели.
Сначала Арчи посоветовался с директором своей приходской школы. По его словам, специальное разрешение можно было получить за двадцать пять фунтов. У нас с Арчи не было двадцати пяти фунтов — не важно, мы могли одолжить их. Беда состояла в том, что разрешение выдавали только лично. На Рождество, конечно, все было закрыто, так что пожениться в тот же день не получалось. Тогда мы пошли в городскую регистратуру. Там тоже нас ждал отказ. Заявление надо было подавать за четырнадцать дней до брачной церемонии. Время бежало. Вдруг из-за своего стола поднялся какой-то очень любезный клерк, которого мы сначала не заметили, подошел к нам и обратился к Арчи:
— Вы ведь живете здесь, не так ли? Я имею в виду, что ваша мать и отчим постоянно живут здесь?
— Да.
— В таком случае вы не нуждаетесь в том, чтобы подавать заявление заранее. Вы можете купить обычное разрешение и пожениться в вашей приходской церкви сегодня днем.
Разрешение стоило восемь фунтов. Восемь фунтов мы наскребли. После чего началась бешеная гонка.
Джордж Беркли
...