Розалинда была в высшей степени здравомыслящим ребенком, и я решила посоветоваться с ней самой. Она проявила большой интерес к предмету. Ей нравилась дневная школа, в которую она ходила в Лондоне, и она считала, что в закрытую школу ей лучше пойти с осени. Кроме того, заявила она, ей хочется учиться в очень большой — самой большой школе. Было решено, что я постараюсь найти именно такую, и на будущее мы наметили Челтенхемскую школу — огромнейшее учебное заведение.
Первая понравившаяся мне школа располагалась в Бексхилле, она называлась «Каледония», и управляли ею мисс Уинн и ее компаньонка мисс Баркер. Школа была традиционной, явно находилась в хороших руках, и мисс Уинн сразу же вызвала у меня симпатию. Эта дама внушала уважение, она была личностью. Все в школе подчинялось правилам, но они были разумны, а Эйлин от своих друзей слышала, что там исключительно хорошо кормят. Очень мило выглядели и школьницы.
Другая понравившаяся мне школа олицетворяла собой совсем иной тип учебного заведения. Здесь девочкам разрешалось по желанию держать своих пони и домашних животных и в определенных пределах предоставлялся даже выбор предметов. Они пользовались большой свободой — их никогда не заставляли делать то, чего они не хотели, ибо, по словам директрисы, важно, чтобы все, что они делали, они делали охотно и добровольно. Их немного обучали даже основам изобразительных искусств. И опять же мне понравилась директриса. Она показалась оригинально мыслящим человеком, добросердечным, полным энтузиазма и идей.
Я решила показать обе школы самой Розалинде. Так и сделала. Потом дала ей пару дней на размышление и наконец спросила: «Ну, какую школу ты выбираешь?»
У Розалинды, слава богу, всегда было собственное мнение.
— О, конечно, «Каледонию», — ответила она. — Другая мне не понравилась, там чувствуешь себя, как на вечеринке. А если идешь в школу, хочешь чувствовать, что ты в школе, а не на вечеринке, правда же?
Итак, мы выбрали «Каледонию» и не ошиблись. Учили там прекрасно, и детям было интересно то, чему их учили. Там все регламентировалось правилами, но Розалинда любила, чтобы все было регламентировано правилами. Как она не без удовольствия заявила во время каникул: «Там ни у кого минутки свободной нет». Мне бы такое едва ли понравилось.
Иногда я получала поразительные ответы на свои вопросы.
— Розалинда, а когда вы встаете?
— Не знаю, просто звенит звонок.
— А тебе разве не хочется знать, в котором часу он звенит?
— Зачем? — отвечала Розалинда. — Он же нас будит, чего же еще? А завтракаем мы примерно через полчаса после этого.
Мисс Уинн умела поставить родителей на место. Однажды я спросила, можно ли нам взять Розалинду на воскресенье в повседневном платье, а не в воскресном шелковом, так как мы едем на пикник и прогулку в дюнах.
Мисс Уинн ответила: «Мои ученицы по воскресеньям носят воскресные платья». И разговор был окончен. Тем не менее мы с Карло обычно прихватывали сумку с прогулочной одеждой для Розалинды, и в подходящем лесочке или кустарнике она меняла свое Воскресное Шелковое Платье, соломенную шляпку и аккуратные туфельки на нечто более подходящее, чтобы прыгать по ухабам и падать. Нас, к счастью, ни разу не разоблачили.
Эта женщина обладала очень сильной индивидуальностью. Как-то я поинтересовалась, что она делает, если в День спорта идет дождь.
— Дождь? — удивилась мисс Уинн. — Сколько я помню, в День спорта дождь не идет никогда.
Казалось, она может диктовать свои требования даже стихиям. Как сказала однажды Розалиндина подруга: «Думаю, Бог примет сторону мисс Уинн».
На Канарских островах мне удалось написать лучшую часть новой книги — «Тайна Голубого экспресса». Это оказалось непросто, и Розалинда не облегчала мою задачу. В отличие от своей матери, она не умела занять себя игрой, требующей воображения: ей нужно было обязательно нечто конкретное. Дай ей велосипед — она будет полчаса кататься. Дай головоломку в дождливую погоду — она будет складывать ее. Но в парке отеля «Оратава» на Тенерифе Розалинде нечем было заняться, кроме как ходить вокруг клумб или метнуть кольцо раз-другой — но, опять же в отличие от матери, метание колец ее не увлекало. Для нее это было всего лишь кольцо.
— Послушай, Розалинда, — говорила я, — ты не должна мне сейчас мешать, я буду работать. Мне нужно писать книгу. В течение часа мы с Карло будем заняты. Не мешай нам, пожалуйста.
Заключение
Теория Л.Н. Гумилева имеет большое значение для
понимания исторических судеб народов и, прежде всего, Российского суперэтноса
(табл. 7). Выводы могут быть сделаны как на глобальном уровне при принятии
политических решений, так ...