Глава двадцать третья

Страница 3

Со временем «своих» людей в окружении Сталина становилось все больше, а число «чужих» сокращалось. Он широко пользовался правами генеральского секретаря, утверждал кадровые назначения, не советуясь с товарищами по «тройке», чем вскоре вызвал возмущение Зиновьева, который обратился к Каменеву, чтобы организовать защиту от «диктатуры Сталина».

Вскоре группа членов ЦК (Зиновьев, Бухарин, Орджоникидзе, Ворошилов, Фрунзе, Лашевич, Евдокимов и др.), отдыхавших в Кисловодске, будучи на прогулке в одной из горных пещер, обсуждала, как упразднить Оргбюро и реорганизовать Секретариат, сократив полномочия Сталина.

И только один Ворошилов высказался категорически против. Остальные в разной степени были готовы принять идею реорганизации ради «примирения».

Сталин ответил на это предложение, переданное через Орджоникидзе, коротким и насмешливым письмом: «Бухарину и Зиновьеву. Письмо ваше получил. Беседовал с Серго. Не пойму, что именно я должен сделать, чтобы вы не ругались, и в чем, собственно, тут дело? Не думаю, чтобы интересы дела требовали маскировку. Было бы лучше, если бы прислали записочку, ясную, точную. А еще лучше, если переговорим при первой возможности. Все это, конечно, в том случае, если вы считаете в дальнейшем возможной дружную работу (ибо из беседы с Серго я стал понимать, что вы, видимо, не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное). Если же не считаете ее возможной, — действуйте, как хотите, — должно быть, найдутся в России люди, которые оценят все это и осудят виновных.

Дней через 8–10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился). Всего хорошего.

И. Сталин. 3/VIII-22

P. S. Счастливые вы, однако, люди: имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы, обсуждать их и пр., а я тяну здесь лямку, как цепная собака, изнывая, причем я же оказываюсь „виноватым“. Этак можно извести хоть кого. С жиру беситесь вы, друзья мои».

Видно, что Сталин уверен в своих силах и сильно удивлен позицией Зиновьева, ведь Троцкий еще очень силен, занимает ключевой пост наркома по военным и морским делам. Чуть позже он получил письмо от Зиновьева и ответил более спокойно. Возразив на упрек, что он единолично «решает вопросы», объяснил, что не держится за место секретаря.

Вторая важная тема, затронутая Сталиным в этом письме, — положение в Германии, где немецкие коммунисты готовили революцию. Он скептически оценивает их возможности.

В этом он, похоже, в принципе повторяет свои доводы по поводу шапкозакидательской позиции ЦК во время Польской войны 1920 года.

Дело втом, что в Германии росло напряжение. Началось с решения репарационной комиссии Антанты (9 января 1923 года), что Германия не выполняет своих обязательств. Уже 11 января французские и бельгийские войска начали оккупацию Рура, экономического сердца Германии. В ответ германское правительство призвало население к пассивному сопротивлению и саботажу. Фактически началась война «невоенными средствами». Оккупационные власти прибегли к репрессиям и выселили из Рура 130 тысяч человек, открыв целый пересыльный этап.

В июне 1923 года III пленум ИККИ заявил, что Коммунистическая партия Германии должна быть готовой «уже завтра победить буржуазию, совершив пролетарский переворот». В Москве отдавали себе отчет, что новая революция в Германии может втянуть СССР в войну, к которой он не готов. Но идея мировой революции еще господствовала в умах российских коммунистов, и они не боялись погибнуть во имя высокой цели.