Глава шестьдесят восьмая

Страница 1

Рузвельт никогда не вернется. Провал советской разведки в Канаде. Советский «неодекабризм». Передвижки в кремлевском руководстве. «Дело авиаторов». Американцы отказали в кредите

В этом коротком эпизоде борьбы внутри сталинской группировки вдруг отразилось будущее противостояние между вождем и «наследниками». Отныне у него появились сомнения.

Назначенную на декабрь конференцию СМИДа Сталин уже проводит под своим контролем. Фактически это была последняя попытка Запада и Востока договориться. Участие в ней Сталина внушало надежды.

И действительно, воспоминание о Ялте ощущалось переговорщиками, словно вернулся Рузвельт. Это случилось потому, что Бирнс олицетворял прежнюю, уходящую в прошлое политическую линию и считал, что неконфронтационное обсуждение проблем более продуктивно и перспективно. Сталин умел идти на компромиссы. После лобового столкновения в Лондоне Московская конференция имела иной психологический фон.

Действительно, провал Лондонской конференции СМИДа и явная готовность Сталина «послать» союзников, если они вздумают продолжить бескомпромиссное давление, поставили перед Вашингтоном и Лондоном вопрос об их готовности отказаться от механизмов послевоенного мирного урегулирования. Поэтому в Москве жесткая позиция Сталина принесла свои плоды. В итоге не забвение американцами британских интересов (до которых им и впрямь было мало дела), а более универсальные причины привели к тому, что союзники согласились уступить в Румынии и Болгарии при условии введения в существующие там правительства по два представителя от оппозиции.

Зато удалось достичь общего компромисса: стороны согласились создать Дальневосточную комиссию и Союзный совет с участием СССР, что позволяло Москве как-то влиять на оккупационную политику в Японии; были согласованы состав будущей мирной конференции и создание Комиссии ООН по атомной энергии.

Это был успех Сталина. Вернувшись из отпуска, он продемонстрировал соратникам силу и результативность. Ему казалось, что можно вернуться к прежним «рузвельтовским» отношениям в мировой политике. Он даже возобновил с Бевиным разговор о Триполитании, говоря, что у «Великобритании есть Индия», «у США есть Япония и Китай, а у Советского Союза ничего нет».

Англичанин, разумеется, не поддался. Он сказал, что влияние СССР и так протянулось «от Любека до Порт-Артура», мол, и так хорошо.

Огорченный итогами конференции, Бевин жаловался в кулуарах американцам, что СССР «трется о Британскую империю» в стратегически важных районах — Греции, Турции, Иране. Этот образ «трущегося» о британские крепости гиганта дает представление о настроениях Лондона.

Сталин же, воодушевленный успехом Московской конференции, возобновил с Гарриманом разговор о кредитах. Подтекст обращения легко прочитывался: почему бы нам и в этом не вернуться к наследию Рузвельта? Подразумевалось, что предложение Колмера о кредитах и жестком контроле за их использованием — это чепуха.

Но ситуация развивалась не так, как предполагали в Кремле. Еще 5 сентября 1945 года из советского посольства в Канаде сбежал шифровальщик разведывательной резидентуры Игорь Гузенко и выдал американцам советских агентов, работавших по атомной проблематике в США, Англии и Канаде. Отныне западным партнерам Сталина становилось понятно, что они недооценивали «дядюшку Джо». Пожалуй, они впервые задумались над тем, что может быть, если ядерная монополия выскользнет из их рук.

Советское общество вышло из войны совершенно новым. Чувство победы делало людей великанами, объединяло ожиданием светлого будущего. Но в отличие от США, где война принесла почти удвоение национального богатства, Союз выглядел как побежденная страна. Это противоречие между ожидаемым и реальным было потенциально опасным: бывшие фронтовики несли в себе мощный заряд духовной свободы и могли соорганизоваться в политическую силу. Победа как окончание войны и Победа как начало новой войны превращали повседневную и политическую жизнь в источник непонятного населению напряжения. Можно сказать, у народа заканчивался запас прочности.

Так, на оборонных заводах в Казани, Омске, Новосибирске в июле — сентябре 1945 года прошли волнения, рабочие требовали улучшения условий труда, а многие — возвращения в родные места, откуда они были эвакуированы или мобилизованы.