Глава восемьдесят вторая

Страница 3

И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям дачи, — все вышли. Сняли шапки и те, кто стоял на улице, у крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня всю колотило. Кто-то обнял за плечи, — это оказался Н. А. Булганин. Машина захлопнула дверцы и поехала. Я уткнулась лицом в грудь Николаю Александровичу и наконец разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли еще в дверях, потом стали расходиться.

…Было часов 5 утра. Я пошла в кухню. В коридоре послышались громкие рыдания, — это сестра, проявлявшая здесь же, в ванной комнате, кардиограмму, громко плакала, — она так плакала, как будто погибла сразу вся ее семья… „Вот, заперлась и плачет — уже давно“, — сказали мне.

Все как-то неосознанно ждали, сидя в столовой, одного: скоро, в шесть часов утра, по радио объявят весть о том, что мы уже знали. Но всем нужно было это услышать, как будто бы без этого мы не могли поверить. И вот, наконец, шесть часов. И медленный, медленный голос Левитана или кого-то другого, похожего на Левитана, — голос, который всегда сообщал нечто важное. И тут все поняли: да, это правда, это случилось. И все снова заплакали — мужчины, женщины, все… И я ревела, и мне было хорошо, что я не одна и что все эти люди понимают, что случилось, и плачут со мной вместе.

Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.

Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, — его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно».

Рыдала вся страна. Людям было не то что жалко Сталина, они чувствовали — кончилась эпоха, кончилось очень трудное, даже мучительно трудное, трагическое великое время. Он ушел, а они остались. И им надо жить без него, осмыслить свою жизнь, которая уже тоже становилась историей.

Шестого марта утром в Колонный зал Дома союзов, где стоял гроб с телом Сталина, пришли руководители страны. Сталин лежал в своем старом кителе генералиссимуса, который по случаю почистили и подшили обтрепанные рукава. Зал был пуст, лишь несколько человек да распорядители скорбной церемонии растворялись в его пространстве. Распорядители устанавливали возле гроба венки. Неподалеку от гроба стояла группа членов Политбюро — Маленков, Берия, Хрущев, Молотов, Каганович, Микоян. Громко рыдал Хрущев, остальные грустно молчали.

К тому времени уже был проведен пленум ЦК, председателем Совета министров стал Маленков, заместителями — Берия, Молотов, Булганин, Каганович. Хрущев остался секретарем ЦК и членом Президиума ЦК. Берия получил в кураторство МВД СССР, объединившее МГБ и МВД.

Однако Маленков, оставаясь секретарем ЦК, председательствовал и на заседаниях Президиума ЦК, то есть был главным. «Молодых» выдвиженцев, Брежнева, Пегова, Пономаренко, вывели из Секретариата ЦК.

Брежнев получил маленький пост — заместителя начальника Главного политического управления Военного министерства (курировал Военно-морской флот). Это было падение с высот. Как вспоминала Виктория Петровна Брежнева, жена Леонида Ильича, после пленума Брежнев, Аристов, Пономаренко собрались у них в квартире, из которой рабочие хозяйственного управления ЦК уже выносили мебель, и, сидя на полу на газетах, пили водку, не зная, что будет с ними завтра, арестуют или нет.

Триумвират наследников, Маленков, Берия, Хрущев, также, как когда-то другой триумвират, Каменев, Зиновьев, Сталин, начал управлять страной.

Девятого марта саркофаг с телом Сталина установили в мавзолее рядом с саркофагом Ленина.