Благодарности

Проблема, которая донимает автобиографа, состоит в том, что он не может хоть с какой-то степенью уверенности угадать, каких людей он обидит тем, что включил их в свою книгу, а каких – тем, что не включил. Некоторые из тех, кто присутствовал и продолжает присутствовать в моей жизни, быть может, сильно расстроятся, увидев на этих страницах свои имена; другие, чьи имена на них отсутствуют, оскорбятся моим небрежением, неблагодарностью и забывчивостью. Я прошу всех, кто меня знает или знал, поверить: приведенные выше воспоминания и не могли обойтись без неточностей, пропусков и соединения несоединимого – память есть вещь самая неточная и неустойчивая, а автобиография никогда не равна истории. Моя нередко столь превозносимая память хороша для пустячных игр и быстрого заучивания ролей, но безнадежно ненадежна в том, что касается дат и фактов моей жизни, хотя, я думаю, на нее можно положиться, когда дело касается воспроизведения эмоциональных состояний и общей атмосферы.

Я очень многим обязан Энтони Кроми, который был настолько добр, что прислал мне письмо с ответами на многие мои вопросы о жизнях и настоящих именах некоторых из учителей «Стаутс-Хилла», все ошибки в рассказе об этой школе – мои. Если не считать его помощи и дней бесконечного копания в моих старых альбомах и письмах, я позволил памяти и только ей одной надиктовывать каждую сцену и ситуацию. Я уже говорил в этой книге, что некоторые имена в ней изменены: одни для того, чтобы оберечь виноватых, другие – чтобы оберечь невиновных.

Как и всегда, Сью Фристоун из издательства «Хатчинсонс» с ангельским терпением ожидала результатов последних усилий моего вечно запаздывающего, одышливого принтера; ничем не заменимую помощь оказала мне Лайза Осборн (не родственница…), в самые напряженные сроки отредактировавшая – спокойно, весело, грамотно, с блеском и знанием дела – эту книгу; мой литературный агент Энтони Гофф так и остался образцом спокойствия и добродушного понимания, ну а моя сестра Джо, управляющая моей жизнью с невероятной толковостью и ласковостью, знает и сама, что без нее я обратился бы в несомый смерчем бальзовый пруток. Ко времени моего возвращения из «Паклчерча» ей было не больше одиннадцати, поэтому сказано о ней здесь совсем немногое. На самом же деле без Джо я не смог бы ни прожить эту жизнь, ни описать ее.

Мои родители и брат Роджер, возможно, будут поеживаться, читая эту книгу, этот новый образчик того, что в нашей семье называют «стивенщиной». Они всегда учили меня вежливости, и потому я, уже перебравший все прочие слова, скажу им только одно:

Простите меня

и

Спасибо.