Я возвращаюсь в Индию

Страница 2

Одет он был просто: в обыкновенное дхоти и рубашку, выкрашенные когда-то в яркий цвет охры, но теперь вылинявшего оранжевого цвета. Почтительно время от времени изучая его, я отметил, что у него крупное, атлетическое тело, закаленное испытаниями и жертвами отречения. Осанка величественная. Ходит он достойно и прямо. У него веселый раскатистый смех, очень радостный и искренний, исходящий из глубины груди, заставляющий его дрожать и сотрясаться всем телом.

Лицо и тело его, как и пальцы, имеют поразительную силу. Волосы посреди расчесаны на пробор, начинаясь серебром и переходя в серебряно-золотистые и серебристо-темные пряди, они как бы подчеркивают его черты и характер – в одно и то же время глубокие и светлые. Борода и усы поредели и, казалось, укрупняли черты лица. Высокий, как бы устремленный в небо лоб властвует в его божественном лике. Радужки властных темных глаз окружены светло-голубым кольцом. У его довольно большой и незаурядный нос, которым он забавляется в праздные минуты, щелкая и теребя его пальцами, как дитя. В покое его губы сдержаны, однако едва уловимо тронуты нежностью.

Оглядевшись вокруг, я заметил довольно обветшавшую комнату, которая наводит на мысль о непритязательности ее владельца к материальным удобствам. Выцветшие белые стены длинной спальни имели полосы обесцветившейся синей штукатурки. В одном конце комнаты висел портрет Лахири Махасая, благоговейно украшенный цветами. Там же был старый снимок Йоганандаджи, стоящего среди делегатов Конгресса Религий во время своего первого прибытия в Бостон.

Я отметил странную гармонию современности и старомодности. Большая хрустальная люстра для свечей без употребления покрылась паутиной, а на стене – яркий ультрасовременный календарь. Вся комната излучала аромат мира и покоя.

За балконом росли кокосовые пальмы, которые как безмолвные стражи вздымались над жильем.

Учителю достаточно было одного легкого хлопка в ладоши, как тут же к его услугам был какой-нибудь маленький ученик. Между прочим, мне очень понравился один из них – худенький мальчик по имени Прафулла, с длинными черными волосами до плеч, парой весьма проницательных глаз и небесной улыбкой. Глаза его блестели, уголки рта поднимались, как звезды и растущая луна, появляющаяся в сумерках.

Понятно, что свами Шри Юктешварджи очень рад возвращению своего «детища» и, кажется, несколько интересовался мной – «детищем детища». Однако преобладание мудрости в натуре этого великого человека препятствовало внешнему выражению его чувств. Йоганандаджи, по обычаю ученика, возвратившегося к своему гуру, преподнес кое-какие дары. Позже мы отведали простую, но хорошо приготовленную еду. Все блюда были сочетанием овощей с рисом. Шри Юктешварджи было приятно соблюдение мною многих индийских обычаев, например, еды пальцами.

Шри Юктешвар и я в Калькутте, . Он опирается на трость для зонтов, которую я ему подарил.

Через несколько часов, наполненных летучими бенгальскими фразами и обменом теплыми улыбками и веселыми взглядами, мы выразили свое почтение у его стоп, простились с пранамом и уехали в Калькутту, навсегда унося с собой память о святой встрече. Хотя я в основном описываю внешние впечатления от святого, тем не менее все время сознавал, что его подлинное основание – духовное величие. Я чувствовал его силу и пронесу это чувство как свое божественное благословение.

Из Америки, Европы и Палестины я привез подарки для Шри Юктешвара. Ничего не сказав, улыбаясь, он принял их. В Германии для самого себя я купил набор тростей для зонтов, а в Индии решил подарить их учителю.

– Вот этот подарок я ценю! – При этом непривычном замечании глаза гуру были обращены на меня с нежностью. Изо всех подарков он решил показать посетителям именно трости.

– Учитель пожалуйста, позвольте мне достать новый коврик для гостиной. – Я заметил, что его тигровая шкура лежала на какой-то совершенно истлевшей тряпке.

– Сделай так, если тебе хочется, – в голосе гуру не было энтузиазма. – Посмотри, моя тигровая подстилка приятна и чиста. Я – монах в маленьком царстве, за ним – огромный мир, интересующийся лишь внешним.

Когда он произнес эти слова, я почувствовал, что годы отошли куда-то и я снова ученик, очищаемый в повседневном огне дисциплинированности!

Когда наконец я с трудом оторвался от Серампура и Калькутты, мы с мистером Райтом выехали в Ранчи. Какой прием, какая трогательная овация! Со слезами на глазах я обнял самоотверженных учителей, которые держали знамя школы поднятым в течение пятнадцати лет моего отсутствия. Веселые лица и счастливая улыбка учеников были достаточным доказательством ценности их заботливого воспитания в школе и обучения йоге.

Но увы! Учебное заведение в Ранчи было в большом материальном затруднении. Сэра Маниндра Чандра Нанди, старого магараджи, чей кашимбазарский дворец был обращен на центральное школьное здание и который сделал много царственных пожертвований, теперь не было в живых. Вследствие недостатка необходимой общественной поддержки школа ныне находились в серьезной опасности.