Девушка, которая пришла к завтраку

Страница 11

Она только что завершила съемки эпизода песней «Это будет прекрасно!» под предварительно сделанную запись. Съемки шли на закрытой площадке, куда не допускались никакие посетители, кроме Мела Феррера. Кьюкор пригласил Одри в гримерную, чтобы сообщить, что президент Кеннеди тяжело ранен в Далласе и его жизнь под угрозой. Одри упала на кровать и закрыла лицо руками, возможно вспомнив о том, что, подобно Мэрилин Монро, она всего несколько месяцев назад пела «Happy Birthday» президенту США. Затем она встала: «Мы должны сообщить съемочной группе… Мы должны что-то сказать!»

По воспоминаниям Кьюкора, она решительно подошла к ассистенту режиссёpа, «взяла у него из рук громкоговоритель и в широченной юбке лондонской цветочницы влезла на стул». Съемочная группа застыла от неожиданности. Негромким, напряженным, но очень четким голосом Одри сообщила страшную новость, призвала всех к двухминутному молчанию: «Пожалуйста, помолитесь или сделайте то, что считаете наиболее уместным». Она сошла со стула и опустилась на колени среди декораций, изображавших мостовую у Ковент Гардена. Прижавшись лбом к спинке стула, она молилась. «Пусть он покоится с миром, – произнесла Одри. – Да будет Господь милосерден к его душе и к нам». А затем, словно в каком-то трансе, актриса пошла в гримерную. Заглянув туда через несколько минут, Кьюкор увидел, что она рыдает… Как потом призналась сама Одри, в той ситуации сыграла свою роль и "традиция, существовавшая в театрах Англии и Америки, по которой актриса или актер, исполнявшие главные роли в спектакле, сообщали труппе о трагических событиях. «Я сделала только то, что от меня требовал обычай».

Особенно изнуряли актрису разные мелочи. Постоянно вокруг нeё суетился Сесиль Битон.

«Пряди волос должны быть уложены то так, то этак, – описывал он сам свою работу над Элизой, – ресницы то длиннее, то короче; нужно подобрать брошь или брелок». Кьюкор, которого страшно давил Джек Л. Уорнер, не собирался рисковать – все должно перепроверяться и необходимо делать запасные дубли «на всякий случай». Одри требовала черный экран, чтобы eё не отвлекали никакие передвижения за пределами съемочной площадки. Всем участникам было запрещено входить в поле eё зрения не только при съемке, но и во время репетиций. На дверь бунгало с гримерной Одри прибили табличку: «Без разрешения не входить!» Здание обнесли невысоким забором, будто бы для того, чтобы eё собачка никуда не могла убежать.

Вдобавок, Рекс Харрисон пытался на ней «сорвать» свое дурное настроение, укоряя примерно в таком же стиле, в каком Хиггинс наставляет Элизу. Это и неудивительно: ведь Лернер и Лоу, работая над образом профессора фонетики в своем мюзикле, под прототипом подразумевали Харрисона. Он отказался подавать ей реплики, когда снимали eё крупным планом. Эту задачу взял на себя ассистент режиссёpа, что, по-видимому, объясняет незначительное, но заметное утрирование в некоторых диалогах Одри.

Мел бывал на съемках «Моей прекрасной леди», но работавшие над фильмом люди обратили внимание на то, что Одри не желала обсуждать с супругом планы, касавшиеся их совместной работы. Мел был занят в фильме «Секс и одинокая девушка». Не первый год он обдумывал экранизацию книги Дж. М. Барри «Питер Пэн». Роль Питера в ней должна была играть Одри.

Роль же капитана Хука он предназначал для Питера Селлерса. (Селлерс сделался мировой знаменитостью, снявшись вместе с Софи Лорен в фильме «Миллионерша».) Узнав об этом замысле, Уолт Дисней, снявший десятью годами ранее мультфильм по «Питеру Пэну», заявил, что права на любой римейк принадлежат ему, и проект Мела провалился. Одри не суждено было научиться летать. Ну, что ж, может быть, в таком случае она неплохо будет смотреться на троне? Мел объявил во всеуслышание о том, что будет снимать «гигант» стоимостью в пять миллионов долларов о покровительнице Колумба королеве Изабелле. Однако и этот проект также лопнул. Между мужем и женой возникало все нарастающее напряжение. Одри потеряла самообладание из-за недосыпания и потери в весе. Раз или два она набрасывалась на своего фотографа, но столь же быстро, как выходила из себя, начинала просить прощения у оскорбленного ею сотрудника. «Одни люди „взрывные“, а другие – нет, – сказала она. – Говорят, что вредно все хранить в себе, но если вы выплескиваете это наружу, то потом вам приходится перед всеми извиняться… Мне кажется, что я должна свои эмоции выпускать через уши».