Глава тридцать девятая

Страница 8

Но самое главное состояло в том, что исчезла самая революционная часть действующей конституции, «Декларация об образовании Союза Советских Социалистических Республик», где декларировалось стремление к мировой революции, выражалась вера в ее неизбежное торжество с объединением «трудящихся всех стран в Мировую Советскую Социалистическую Республику».

Это было явное отступление от идей Октября, с точки зрения Троцкого — капитулянство.

Сталинский проект реформировал и избирательную систему.

По Конституции 1924 года высшую власть (съезд Советов СССР) составляли представители городских и сельских Советов из расчета один депутат на 25 тысяч городских избирателей и один депутат на 125 тысяч сельских. Делегаты на съезд Советов избирались не на прямых выборах, а выборщиками, состав которых регулировался руководителями крайкомов и обкомов.

Что предложил Сталин? Выборы должны были проводиться «на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании».

Вместо производственного принципа выдвижения кандидатов (от заводских и фабричных коллективов) предполагалось выдвижение от территориальных округов. Право выдвижения кандидатов предоставлялось общественным организациям и обществам трудящихся: коммунистическим парторганизациям, профсоюзам, кооперативам, молодежным организациям, культурным обществам.

В проекте конституции не было и намека на диктатуру пролетариата. Говоря другими словами, партийные руководители, привыкшие автоматически избираться в Советы, должны были теперь постоянно доказывать свое право на лидерство. Вдобавок к этому декларировалась независимость судов.

Очевидно, что после принятия новой конституции партийная элита оказалась бы в подвешенном состоянии: все полномочия переходили к Совнаркому и Президиуму Верховного Совета.

Это критический пункт во взаимоотношениях Сталина с правящей бюрократией: он предлагал реформу, ослабляющую их власть, а они, видя «кировские» процессы и «Кремлевское дело», скрипя зубами, вынуждены были согласиться.

Тем не менее Сталин не был уверен в победе. Партийный и управленческий аппарат был огромен.

Кстати, сам Троцкий в очередной раз подтвердил аргументы Сталина своей критикой: «Весь тот слой, который не занимается непосредственно производительным трудом, а управляет, приказывает, командует, милует и карает — учителей и ученых мы оставляем в стороне, — должен быть исчислен в 5–6 миллионов душ. Эта суммарная цифра, как и вошедшие в ее состав слагаемые, ни в каком случае не претендует на точность; но она все же годится как первое приближение. Она позволяет убедиться, что „генеральная линия“ руководства — не бесплотный дух».

К этим управленцам он прибавил коммунистов и комсомольцев («образуют массив в 1,5–2 миллиона»), беспартийный актив, рабочую и колхозную аристократию, родственников и свойственников. «С семьями оба взаимопроникающие друг в друга слоя составят до 20–25 миллионов».

Процесс уничтожения старой санкт-петербургской элиты и замены ее новой, не имевшей государственнической традиции элитой советской, которая опиралась на интернациональную идеологию, потребовал срочной подпитки национальной культурой — это тоже элемент «сталинского термидора».

Но при этом никто в Кремле не задумывался о пороках советского государственного устройства (союз наций, а не союз территорий, как во всем мире), а также об ущемлении имперского народа, об отсутствии механизма воспроизводства новой имперской элиты. Никто не мог сказать, куда делись почти 14 миллионов самого активного населения (зажиточных крестьян, ремесленников, торговцев, владельцев мелких предприятий), которых в конце НЭПа было 9,3 процента от всего населения страны. Они стали одними из активных элементов государственного строительства, но очень сомнительно, что приняли коммунистическую идеологию.

В российской истории уже были подобные примеры разделения правящего слоя. Так, Иван IV Грозный, уехав в результате конфликта с боярами в Александров, через месяц прислал в Первопрестольную две грамоты, одну — с обвинениями бояр и духовенства в нерадении о государе и государстве, притеснениях христиан и расхищении казны, а другую — к народу, говорящую, что «опалы и гнева» на народ у него нет.