М. Монтеня и философия

Страница 9

Это произошло вопреки универсальности сомнения Монтеня, его философия отнюдь не разрушительна по своей сути. Положительная направленность позиции Монтеня в том, чтобы, отказавшись от антропоцентрической героизации человеческого рода, признав «всё ничтожество человеческого удела», не отчаяться и не преисполниться презрения к жизни как таковой, а, напротив, отстоять её права и научиться «искусству жить достойно» не столько в экстремальных, сколько в самых обыденных ситуациях.

Уже давно было замечено, что Монтень, словно бы гордящийся случайностью и необязательностью собственных «мнений», на самом деле «окружает облаком сомнения очень плотное ядро своих категорических утверждений». В отличие от скептиков, подчёркивавших, что ни в одной области (ни в философии, ни в науке, ни в этике) они не придерживаются каких-либо определённых взглядов, Монтень с самого начала ищет - и находит (по крайней мере для себя) – некую «истину», но не всеобъемлющую «истину бытия», а вполне конкретную истину жизненного поведения в окружающих его обстоятельствах. Делает он это, однако, не путём пресловутого диалектического «анализа» подмечаемых им на каждом шагу противоречий, а путём их своеобразного «узаконивания».

Важнейшим

в «Опытах» является противоречие между «я» и «другими», между «личностью» и «обществом». На первый взгляд проблема представляется не слишком сложной: если общество лживо и извращенно, то оно должно быть подвергнуто критике и стать объектом безжалостного осуждения во имя «я», какие бы трудности ни встретились на пути его обретения. Так и делает Монтень, он инстинктивно ставит между собой и «другими» непроницаемую перегородку. В какой-то момент он даже доходит до того, что утверждает существование двух моралей: одной – «внутренней», вырастающей из «естественной» человеческой природы, а другой – внешней, определяемой искусственными и условными требованиями человеческого «общения». «Для суда над самим собой у меня есть мои собственные законы и моя собственная судебная палата <…>; другие видят не столько вашу природу, сколько ваше умение вести себя среди людей; поэтому не считайтесь с их приговором, считайтесь лишь со своим». Отсюда и возникает стремление Монтеня изолироваться от жизни; он испытывает искушение «учёного отшельничества»; его увлекает идея неучастия, поиск такой безопасной точки, откуда можно было бы спокойно созерцать драмы и трагедии «других».

Совесть, как говорил Монтень, есть ничто иное, как социальные нормы и ценности, признанные личностью «своими», внутренне усвоенные. Таким образом, стена между «своим» и «чужим» оказывается отнюдь не столь прочной, как казалось, поскольку знать собственную «подноготную значит просто-напросто объективировать её, увидеть глазами людей или общественных определений, чей авторитет мы принимаем добровольно. Вот почему, делает вывод Монтень, скрыть своё «я» от окружающих равносильно тому, чтобы скрыть его от себя, а высказать его вовне значит признать над собой власть и суд социальных оценок: «Нужно увидеть и постигнуть свои недостатки, чтобы уметь рассказать о них. Кто таит их от другого, тот таит их от себя, от собственной совести» -

дно из знаменитых высказываний Монтеня.

Вот почему человек не только не может, но и не хочет избежать зависимости от окружающих; он сам тянется к ней: «Нас не столько заботит, какова наша настоящая сущность, что мы такое в действительности, сколько то, какова эта сущность в глазах окружающих. Даже собственная одарённость и мудрость кажутся нам бесплодными, если ощущаются только нами самими, не проявляясь перед другими и не заслуживая их одобрения».

Иными словами, «познать себя» значит «быть познанным другими». Поскольку же «самопознание» - одна из основных задач автора «Опытов», она не может быть достигнута путём стихийного и бесконтрольного «самовыражения», но требует тщательного и продуманного «самоизображения», строящегося с постоянной оглядкой на других, - не для того, чтобы угодить им, а чтобы

свериться с их точкой зрения, с помощью чужого взгляда уловить свой подлинный облик. К своему удивлению Монтень не может обнаружить этот облик сразу, с первой попытки; он требует постоянных усилий и вглядываний в себя: «Рисуя свой портрет для других, я вместе с тем рисовал себя в своём воображении, и притом красками более точными, нежели те, которые я применял для того же ранее». «Портрет», создаваемый в «Опытах», - это менее всего результат пассивного запечатления неподвижного «оригинала», поскольку сам оригинал выявляется и формируется в процессе изображения: «Пока я снимал с себя слепок, мне пришлось не раз и не два измерить себя в поисках правильных отношений, вследствие чего и самый образец приобрёл большую чёткость и некоторым образом усовершенствовался». Совершенствующийся, изменяемый, исправляемый от главы к главе, автопортрет Монтеня в «Опытах» - это продукт напряжённого самопонимания автора, ощущающего направленные на него со всех сторон взгляды «других».